Фабрика по производству денег.

В 1953 году Никита Хрущёв сменил на посту первого секретаря ЦК КПСС скончавшегося Иосифа Сталина. Годы его правления принято называть оттепелью из-за общей либерализации, пусть и символической. В то же время именно при Хрущёве состоялся громкий процесс, который позже в обществе нарекут «делом трикотажников». По нему на скамье подсудимых оказались сотни человек, а процесс длился несколько месяцев. Вердикт суда был крайне суров: к смертной казни приговорён двадцать один человек. И хотя на момент их ареста и следствия действовал мораторий на высшую меру наказания за экономические преступления, её вернули конкретно для этого дела.

Заговор цеховиков

В середине 1950-х годов на Аламединской трикотажной фабрике во Фрунзе помощником мастера трудился Зигфрид Газенфранц, 35 лет от роду. Родителей его эвакуировали в Киргизию (по одной из версий, из Молдавии, по другой — из Румынии) во время Великой Отечественной войны. Работая на фабрике, Зигфрид прекрасно видел, что при всех подвижках хрущёвской экономики в плане сельского хозяйства тяга советского человека ярко и модно одеваться оставалась, несмотря ни на что. Предприимчивый помощник вынашивал поначалу смутные идеи, однако в беседе с Исааком Зингером, мастером ткацкого цеха фабрики имени 42-й годовщины Октября, идеи переросли в чёткий план. Его приятель тоже был родом из еврейской семьи, но не эвакуированной, а сосланной за попытку организации предпринимательской деятельности. Отец Зингера к тому же был замечен в связях с троцкистами, и это, конечно же, не могло ускользнуть от ока властей.

Для стартового капитала собрали все свои сбережения, позанимали у родственников и друзей. Закупили сырьё и десять прядильных станков, прибывших из Чехословакии. В свои замыслы посвятили начальника трикотажного цеха Матвея Гольдмана. Новый компаньон помог с помещением — оборудование разместили в автобусном гараже, расположенном прямо на территории фабрики.

На подпольном предприятии трудились проверенные ткачи с фабрики, которые работали после трудового дня. Однако переработку компенсировала весомая серая зарплата, превышавшая официальную в несколько раз. Произведённые вещи (кофты, носки, детские костюмы, тюль) сбывали в «прикормленные» торговые точки. На достойные вознаграждения продавцам цеховики не скупились. Да и смысла не было экономить: спустя всего два с половиной года фирма сколотила первый миллион (их детище стабильно приносило в год по 400 тысяч рублей чистой прибыли). О превышении миллионной отметки сотрудников известил бухгалтер Ефим Абрамович — именно в его ведении находились все финансовые вопросы подпольной фирмы.

Дела шли настолько хорошо, что вскоре пришлось расширяться. Под новое предприятие оборудовали заброшенную воинскую часть. В пустующих ангарах разместили дополнительные станки, приобретённые за копейки: оборудование готовилось к списанию в швейных артелях. Рабочие руки нашлись в еврейских кварталах: наслышанные о щедрости ткачей соплеменники соглашались на дополнительный приработок без особых раздумий.

Естественно, сверхдоходы обеспечивали подпольным воротилам и их семьям, мягко говоря, безбедное существование. Зигфрид Газенфранц выстроил добротный дом и нанял в помощь жене домработницу. Супругу под-польного миллионера стали видеть в бриллиантовых украшениях. Не обделил миллионер и себя: пользуясь связями в одном из дипломатических представительств, цеховик приобрёл подержанный «Роллс-Ройс». Зингер тоже ни в чём себя не ограничивал: обзавёлся дорогой машиной, оставлял в ресторанах крупные суммы, на выходные летал с любовницами в Сочи и Юрмалу.

Все свои капиталы подпольщики хранили в банках. Стеклянных. Герметично упакованные ёмкости закапывали на своих приусадебных участках. Поговаривали, что вся компания со временем хотела перебраться на ПМЖ в Израиль. А пока усиленно штамповала купюры для достойной жизни на исторической родине. Но…

Над головами комбинаторов стали сгущаться тучи: до советских властей дошли вести о богатых ткачах из Киргизии. Предприимчивых дельцов решили наказать по всей строгости закона — в назидание другим цеховикам, которых в Союзе в то время появилось предостаточно. Проведя слежку и сбор информации, следователи пришли к выводу, что можно брать всю компанию оптом. В январе 62-го задержали свыше ста человек, в том числе Зингера и Газенфранца. Ночью ничего не понимающих подозреваемых вытащили из постелей и увезли в неизвестном направлении, без всяких объяснений родственникам.

На суде Газенфранц пытался было оправдываться: «Мы государству ущерб не наносили. Сколько было в казне — столько и осталось. Мы крутились на собственные деньги, выпускали неучтённую продукцию. Нас судить за хищения никак нельзя». Но судьи остались глухими к доводам цеховика. Вердикт, по которому 21 человека приговорили к смертной казни с конфискацией имущества, поверг подсудимых в состояние шока. Как же так? Ведь «вышка» за экономические преступления была отменена ещё при Сталине!

И они были правы на все сто. На смертную казнь за экономические преступления в СССР и вправду был наложен мораторий. Более того, он действовал и тогда, когда фигурантам предъявили обвинения, и во время следствия. Но уже на стадии судебного процесса советские власти пошли на беспрецедентный шаг — отменили мораторий.

Один из подсудимых, начальник отдела промышленности Совмина Киргизии Юлий Ошерович, узнав об исходе слушаний, предпочёл не дожидаться расстрела: он свёл счёты с жизнью в камере. Приговор был приведён в исполнение вскоре после окончания судебных слушаний. В итоге 14 человек, в том числе Газенфранц, Зингер, Абрамович и Гольдман, были расстреляны. Семерым приговорённым к смерти «повезло»: будучи ветеранами Великой Отечественной, вместо казни они отправились в лагеря на 15 лет.

Разбор просчётов

Из стенограммы выступлений на межведомственном совещании работников Прокуратуры, Верховного суда и Министерства охраны общественного правопорядка (МООП) Киргизской ССР (28 декабря 1962 г.):
«Прокурор Кострубало: «Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда СССР осуждена большая группа расхитителей государственного имущества. Эти негодяи (Гольдман и его сообщники), враги народа, приговорены к высшей мере наказания. 22 декабря 1962 г. судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда СССР под председательством Калахина осуждена за взяточничество к строгим мерам наказания группа судей и других работников. 25 декабря 1962 г. судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда СССР под председательством Анашкина осуждена за взяточничество большая группа ответработников органов прокуратуры и милиции. Бывшие начальники следственного отдела Прокуратуры республики Щербаков и Волгин, прокурор г. Фрунзе Сологубов, оперативные работники милиции Мурсалимов, Чернышев и Мамбетсадыков, заведующий юридической консультацией адвокат Броер приговорены к высшей мере наказания, а остальные к длительным срокам лишения свободы.

Взяточничество среди ответработников административных органов республики приняло если не массовый, то, во всяком случае, широко распространённый характер. Гольдман, Газенфранц и другие, похитившие у государства в течение 1959-1960 гг. имущество на сумму более 32 млн. руб., создали для подкупов должностных лиц «чёрную кассу». Каждый раз, когда их преступная деятельность выплывала наружу, возбуждались против них уголовные дела, производились аресты их сообщников, они щедро оплачивали из этой «чёрной кассы» завербованных работников прокуратуры, милиции и суда и выходили сухими из воды.
Расхитители только на одной фабрике «42-й годовщины Октября» похитили материальных ценностей на сумму более 15 млн. руб. Начиная с 1956 г. и до конца 1961 г. круг взяточников из числа ответработников административных органов расширился, появились «штатные» посредники, преступная деятельность этих лиц приобрела организованный характер. Только по одному делу по обвинению Щербакова и других проходило 50 человек, уличённых в получении и даче взяток на сумму более 700 тыс. руб. Как в прокуратуре, так и в милиции плохо организован розыск преступников. Приостановленные дела годами лежали без движения, часть таких дел утеряна. В паспортном столе г. Фрунзе вскрыта в стене ниша, где обнаружена одна тысяча приостановленных дел».

Судья Анашкин: «У нас подобные дела возникали и в ряде других мест: Ульяновске, Воронеже, Московской области и др. Несмотря на это, дело наше представляет большую опасность тем, что выделяется своими масштабами, организованностью. В чём состоит особенность этого дела? Особенность его состоит, прежде всего, в масштабе. Привлечено около 20 работников прокуратуры, десять работников милиции, десять судей. По более 200 уголовным делам ими получено взяток на сумму около 1,5 млн. руб. Особенность этого дела состоит в том, что взятки брались не отдельными лицами, а работниками целого ведомства. Взятки получали организованно работники милиции и прокуратуры. Как же прекращались дела? Если уголовное дело заводилось в милиции и там его нельзя было прекратить, то его направляли в прокуратуру и ставили на нём крест. И, наоборот, если дело возбуждалось прокуратурой, то его направляли в милицию, и там, через некоторое время, прекращали его, получив в своё время соответственно взятки. Особенность этого дела состоит в том, что имела место прямая связь ответработников с расхитителями. Взятки брали не только с Гольдмана, но и с его родственников и даже знакомых. Получая взятки, сотрудники органов покрывали многих преступников в торговой сети, Аламединском сельпо, магазине №4, Горпищеторге, Горпромторге, ЦУМе, на заводе им. Фрунзе».

Первый замминистра МООП республики О. Гуралиев: «В парткоме, на общих собраниях рассматривался вопрос о состоянии воспитания кадров. Проведено очищение органов милиции от нечистоплотных работников, крохоборов, стяжателей. В 1962 г. осуждены к различным срокам лишения свободы за взяточничество 11 сотрудников милиции, арестованы семь сотрудников, переданы дела в судебные органы, наказано и уволено за эти же действия более 15 человек».

Прокурор Киргизской ССР

М. Сатаров: «Проведённые два процесса над группой взяточников показали, что в историю Прокуратуры республики и Прокуратуры СССР вписана позорная страница. С помощью ЦК КПСС мы проделали большую работу. Нам помогло решение ЦК КПСС о том, что к нам в республику мобилизованы руководящие партийно-советские работники. Эти работники окажут нам помощь в деле наведения порядка в органах прокуратуры, суда и милиции».

Расстрел задним числом

Доктор юридических наук, профессор Карпек Курманов участвовал в деле в качестве адвоката. Он был категорически не согласен не только с приговором, но и с процедурой в целом. Позже он вспоминал:
«Чёрным пятном в истории «хрущёвской оттепели» отмечен инициированный Н. С. Хрущёвым Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1961 года о введении смертной казни за хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах и за изготовление поддельных денег. «Расстрельному» указу была придана обратная сила. И в соответствии с ним казнены многие участники судебных расправ 1961 года в Кыргызстане, получивших известность как «дело трикотажников», арестованных до издания указа.

В Доме культуры деревообрабатывающего комбината с 5 марта по 13 июля 1962 года шёл судебный процесс Верховного суда СССР под председательством Б. С. Цырлинского по уголовному делу Аламединской трикотажной фабрики. На скамье подсудимых сидели порядка 150 человек. Прокурорами были Г. А. Терехов и В. С. Афанасьев. В другом большом здании города судебной коллегией Верховного суда СССР под председательством

Н. А. Анашкина рассматривалось уголовное дело судебно-прокурорских работников. На скамье подсудимых сидели где-то человек 76. И третий судебный процесс шёл… в клубе милиции по обвинению работников милиции. Дело рассматривал Верховный суд Киргизской ССР…

Эти дела рассматривались в течение многих месяцев. В итоге вынесены следующие приговоры: по уголовному делу Аламединской трикотажной фабрики приговорён к расстрелу 21 человек… Привели в исполнение приговор в отношении 14 человек, остальных семерых помиловали как участников Великой Отечественной войны, заменив расстрел 15 годами лишения свободы. По судебно-прокурорскому делу девять человек приговорены к расстрелу, привели приговор в отношении двоих: Волгина — начальника следственного отдела Прокуратуры Киргизской ССР и Мурсалимова — оперативного работника Фрунзенского городского управления милиции. Остальных семерых помиловали как участников войны 1941-1945 годов, в том числе Илью Броера, Мукаша Мамбетсадыкова и других, заменив расстрел 15 годами лишения свободы.
По судебно-прокурорскому делу был также осуждён к 12 годам лишения свободы Турусбек Касымбеков, бывший председатель Уголовной коллегии Верховного суда Киргизской ССР. Он окончил юридический факультет МГУ, был грамотным, передовых взглядов человеком, подающим большие надежды в смысле профессионального роста и служебной карьеры. Мы много лет дружили семьями. Я до сих пор считаю его одним из самых честных и порядочных судей в нашей стране. Взяток он не брал и относился брезгливо к тем, кто делал это. Его арест поверг многих из нас в недоумение: «За что»? Оказывается, ему предъявили обвинение в получении взяток в виде «угощения». И таких фактов «угощения» наскребли аж целых девять случаев. Да, мы знали, что Касымбеков не прочь сходить в гости, потанцевать и повеселиться. Иногда с женой, чаще в кругу друзей и родственников. Так вот, эти угощения затем квалифицировали как завуалированную форму получения взятки. В диспозиции статьи УК Киргизской ССР так и говорилось о получении «…взятки в любом виде». В другие времена на это закрыли бы глаза. Но на этот раз, когда началась очередная политическая кампания по борьбе с враждебными элементами в условиях ухудшающейся социально-экономической ситуации в стране, Касымбекову, считавшемуся самым перспективным и наиболее честным судьёй, просто не повезло. А может быть, завистники таким путём убрали быстро растущего и сильного конкурента.

Обвинение Касымбекова обосновывалось следствием и судом так: родственник обвиняемого по делу, которое должен рассматривать Касымбеков, ищет кого-либо из друзей или знакомых Касымбекова и просит того позвать его в гости. Продукты и всё остальное он сам обещал предоставить в избытке. Единственное, что должен сделать хозяин застолья, в разгар приёма гостей, когда он заявится позже, как бы случайно познакомить его с Касымбековым. Вот и всё.

Потом, через какое-то время, перед началом рассмотрения уголовного дела в отношении брата, свата, новый знакомый Касымбекова зашёл к нему в кабинет и уже на правах «старого знакомого» попросил его о смягчении наказания или оправдании его. Судья Касымбеков так и поступил. Отсидев девять лет, Касымбеков вышел на свободу сломленным и больным человеком. Мы встречались и вместе размышляли о жизни и превратностях нашей судьбы. Друзья пытались устроить его на работу по специальности, хотя это было в то время практически невозможно. Советская система строго стояла на страже. Вскоре он умер.

Такая же печальная судьба постигла Бекжана Атакеева — судью Свердловского района города Фрунзе, Салбара Осмонова — заместителя прокурора Фрунзенской области, Мукаша Мамбетсадыкова — члена Фрунзенского облсуда, Кадыракуна Ибраева — прокурора Аламединского района города Фрунзе. Их обвинили во взяточничестве на основе фактов, притянутых за уши. Под тот «шумок» всё шло за чистую монету, любого человека можно было «закатать в асфальт». И этим недобросовестные люди активно пользовались.

Ко мне как к бывшему адвокату в 1963 году, когда я был очным аспирантом КГУ, обращались родственники Бекжана Дюшалиева и других осуждённых с вопросом: «Действительно ли расстреливают осуждённых к высшей мере наказания или каким-то образом их оставляют в живых, используя на работе в подземных шахтах и т. п.?» Я им разъяснял, что в действительности их расстреливают, и после приведения приговора в исполнение органы МВД, КГБ семье расстрелянного обязательно присылают похоронное извещение. Вскоре так и случилось, жена Дюшалиева получила такое извещение.

Тогда же по городу среди работников правоохранительных органов и нас, преподавателей, студентов и аспирантов юридического факультета КГУ, прошла весть о том, что при приведении в исполнение приговора Мурсалимов, вырвавшись из рук конвоя, бросился вниз, в шахту между этажами. При этом сломал себе позвоночник, руки, ноги, чтобы избежать расстрела… Говорили, что после попытки суицида полумёртвого Мурсалимова отнесли в камеру и доложили начальству: что делать? Местные руководители, не зная, как поступить в таком случае, связались с Москвой: как быть? Оттуда пришёл ответ: так как осуждённый Мурсалимов сделал это умышленно, с целью уклониться от исполнения приговора о высшей мере наказания, расстрелять больного в лежачем положении.

Говорят, что первым был расстрелян Волгин, который, когда его вели под усиленным конвоем к месту расстрела по коридорам тюрьмы, очень сильно кричал, так, что вся тюрьма переполошилась.

Даже спустя много лет, когда я уже был далёк от адвокатской практики и стал учёным со степенью, кандидатом юридических наук, преподавал на юридическом факультете КГУ, ко мне продолжали обращаться различные люди. В частности, Валерий Сандлер, журналист, который сейчас живёт в Америке, одним из самых первых интересовался «трикотажным делом». Было ли это в действительности хищением государственного и общественного имущества, или это всё же было частным предпринимательством с упущенной для государства выгодой? Ведь материальный ущерб государству как таковой нанесён не был. Я и тогда отвечал, что все осуждённые по этому делу подлежат реабилитации, так как хищения госимущества не было…

Чтобы добыть богатство, начинают использовать неучтённые возможности Аламединской трикотажной фабрики, где они работали после эвакуации из разных прифронтовых районов СССР. Гольдман, пожилой еврей с 4-классным образованием, но умный предприниматель-хозяйственник, начальник цеха трикотажных изделий фабрики. Он предложил своим коллегам не расхищать имущество, мол, опасно, всегда вычислят и посадят. Мол, давайте делать так, чтобы не причинять материального ущерба государству, создавая излишки неучтённой продукции, которую можно будет нелегально сбывать через торговую сеть и тем самым зарабатывать необходимые деньги.

Все согласились с этим предложением. Было решено в пустующем автобусном гараже фабрики, где когда-то стояли два автобуса и грузовая машина, поставить десять ткацких прядильных станков новейшего чехословацкого производства, которые собирались купить на собранные в складчину деньги. Вскоре деньги собрали, купили станки, привезли, поставили их в гараже и запустили производство. На этих станках работали те же ткачи, которые были на фабрике, только в неурочное время, и за это получали зарплату в 2-3 раза больше, чем на фабрике. Выпускаемую продукцию, а это в основном были тюль, женские вязаные кофточки, покрывала и другие товары, моментально раскупали в промтоварных магазинах. Заведующие многими магазинами, через которые сбывался левый товар, были, по материалам уголовного дела, в сговоре с цеховиками во главе с заместителем министра торговли Киргизской ССР Новиковым. Всех их потом посадили.

Вспоминается один случай, о котором мне рассказал сам прокурор Пролетарского района (так назывался тогда Ленинский район города Фрунзе) А. Савченко, который, как и я, но немного позже, в 1950 г., окончил юридический институт им. М. Калинина в Ленинграде. «Однажды я собрался ехать в город Токмак по каким-то своим делам», — рассказывал коллега. Когда он проезжал мимо Аламединской трикотажной фабрики, водитель говорит ему, что не мешало бы заправить машину бензином, может не хватить на дорогу. Он велел ему остановиться, а сам прошёл через проходную будку, где никого не было, во двор фабрики и начал стучать в ворота гаража, чтобы попросить кого-нибудь залить в машину бензин. Прокурора района многие знали в лицо, он часто заправлял свою служебную машину таким образом. Вдруг из конторы фабрики выбежали несколько перепуганных работников-евреев и, узнав в чем дело, бросились с канистрами заливать машину. Один из них положил на заднее сиденье салона моей машины небольшой газетный свёрток. «Я поблагодарил за бензин этих суетившихся и незнакомых мне работников фабрики. Про этот свёрток подумал, что это бутылка водки или коньяка, как обычно заворачивали в таких случаях хозяйственники района». По дороге в Токмак он остановил машину, чтобы справить нужду. Пересел на заднее сиденье и из любопытства открыл свёрток. Когда увидел, что там, глазам не поверил. Там лежала пачка сотенных купюр.

Он сразу закрыл свёрток и начал соображать, с чего бы это? Ответа не находил. Приехав в Токмак и быстро управившись со своими делами, поспешил назад. Приехав домой, заперся в ванной и стал считать деньги — всего было 25 тысяч рублей, целое состояние! Автомашина «Волга», например, в то время стоила 16 тыс. рублей. Он в прокуратуре больше 5 тыс. рублей не получал, а тут такое состояние и притом задарма. Потом, когда произошли аресты на Аламединской трикотажке, он, конечно, понял, что к чему.

Как потом установило следствие (а без применения давления, угроз, обмана оно в то время не работало), цеховики признались, что имели специальный денежный фонд для дачи взяток должностным лицам либо для непредвиденных случаев. Деньги они фасовали пачками по 25 000, 15 000, 10 000 и 5 000 рублей. Пачки по 25 тыс. рублей предназначались для высокопоставленного начальства. Самым известным чиновником по «делу трикотажников» проходил Бекжан Дюшалиев, заместитель председателя Совета Министров и председатель Госплана Киргизской ССР, которому, можно откровенно сказать, очень не повезло. Способного и талантливого руководителя, ведущего в то время экономиста и финансиста, боевого офицера-фронтовика, кавалера многих советских орденов и медалей расстреляли в 42 года. В уголовном деле скрыли его фронтовую биографию. А ведь другим фронтовикам, приговорённым к казни, жизнь сохранили. К чему была такая скорая расправа? Увы, этот юридический казус не распутан по сей день. Верховный суд СССР, вынесший приговор с применением дикого принципа «обратной силы закона», уже более не существует. А Верховный суд Кыргызской Республики, 22 июля 1999 г. рассмотрев представление генерального прокурора КР по делу Бекжана Дюшалиева в связи с обращением его детей, оставил расстрельный приговор от 13 июля 1962 г. в силе: «Мера наказания определена с учётом степени виновности Дюшалиева, общественной опасности содеянного им и его личности».

Урмат КЕНЖЕСАРИЕВ.

Автор: -