Смиренное кладбище, или Мёртвые сраму не имут

Смиренное кладбище, или Мёртвые сраму не имут

Кто из древних сказал, что народ познаётся по кладбищам? Кто первым буквально истолковал библейское: пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов?

Президент Садыр Жапаров в интервью телеканалу «Ала-Тоо 24» во время посещения захоронений в Иссык-Кульской области высказался, что земли не хватает, нужно со временем начать использовать территории, где сейчас расположены кладбища…

ДЕЛАЙ, КАК Я

Смиренное кладбище, или Мёртвые сраму не имутНо, прежде чем подойти к этому спорному вопросу, послушаем, что он говорит о другом:
«Я против памятников и оград на кладбищах, оформление памятников не только просто расточительство, но и не соответствует канонам шариата. На некоторых могилах строят кумбоз, который занимает место двухэтажного дома. В результате эта земля не используется. Если я как Президент не делаю таких вещей, то и простой народ не должен. И здесь дело не в расточительстве, это даже не соответствует исламу. В арабских странах этого нет. Я ездил туда и видел, что даже уважаемого человека хоронят по-простому, не ставя роскошных памятников и оград. Мои бабушка и дедушка скончались в конце 1980-х годов. Тогда мы тоже ставили памятники. В конце 90-х отец съездил в Мекку и рассказал, что оградки и памятники шариат не допускает. Тогда мы убрали похоронную атрибутику с могил бабушки и дедушки. Односельчане раскритиковали нас. Но со временем народ тоже понял, что так нельзя делать. Вот могила моего сына Дастана: на его похоронах я запретил забивать скот. Мой сын умер в 2019 году, когда я был под арестом. После его похорон мы не ставили никаких памятников, просто повесили табличку с именем и датой рождения. Когда я собирался выехать из Бишкека, позвонили родственники и сказали, что подготовили скот на забой. Я сказал, чтобы даже курицу не резали. Я же не той провожу, а похороны. Даже боорсоки готовить запретил. Пришли более 5 тысяч человек, и все отнеслись с пониманием».

И в этих субъективных рассуждениях ничего предосудительного нет. Кроме одного и главного пассажа: что «земли не хватает, нужно со временем начать использовать территории, где сейчас расположены кладбища». Вот тут уж, извините. Я категорически восстаю против разрушения могил моих предков, сколько бы лет назад они ни умерли.

НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ

В Каинды Панфиловского района два православных кладбища. Одно — ближе к центральной магистрали, другое — за бывшим кабельным заводом, среди полей и огородов. На первом похоронен в 1971 году мой отец, на втором — мама и брат. На незамысловатом обелиске отца до сих пор сохранившаяся фотография и дата рождения и смерти.

Смиренное кладбище, или Мёртвые сраму не имутНа этом кладбище уже давно не хоронят. Но приходят люди вроде меня, чтобы (особенно перед Пасхой) убрать могилы, привести в порядок оградки. Да, этот погост запущен, уже умерли и те, кто хоронил здесь близких. Но если это место посещают, значит оно «живое».

И представим себе: это кладбище бульдозером сравняют, раскурочат, как это делают вандалы, ещё сохранившиеся обелиски, мраморные плиты, кресты и — строй не хочу! Так не бывает! Так не должно быть! Я прихожу на эту могилу, потому что мне это надо. Если хотите, таков мой генетический код.

Для меня могила отца не просто холмик с простым обелиском, а связь времён, воспоминания, цепочка от прошлого к настоящему. Это не измеришь материальными, естественными понятиями. Это метафизика, если хотите, узкая щель в другой мир, где обитают бессмертные души.

Разумеется, труп покойника разлагается, я не знаю, через год-два, пять, истлевают кости. Но я прихожу не к костям. Я прихожу за тем невидимым, недосягаемым, что дарит в такие минуты память. Как всё это стереть с лица земли? Я-то ещё живой. И общение с умершими мне нужно, чтобы подготовиться к встрече с ними на небесах…

***

На втором кладбище, где мама и брат, приготовлен клочок земли, окаймлённый общей с умершими близкими оградой. Здесь по весне обязательно цветёт сирень, хотя никто её не поливает. Здесь на религиозные праздники бывает много народа, потому что так заведено исстари, так было и при безбожной советской власти.

И вот, думаешь, когда придёт мой черёд, меня привезут сюда, закопают, поставят памятник, и мы окажемся все втроём рядом. Как и были втроём при жизни. И при чём тут, скажите на милость, государство с желанием поиметь земли под жилищное строительство?! Здесь, в Каинды, не надо, как в Балыкчи, разбивать парк на месте погоста. Здесь, где похоронены мама и брат, парк сам вырос. Будто зная, что это приятно живым людям.

Да если даже за одной-другой могилами ухаживают, как на кладбище, где похоронен папа, оно не может считаться недействующим. Здесь негде хоронить? Да. Но остаётся связь времён, просто место, где можно поплакаться, излить горе или радость. И быть (в нашем представлении) услышанным.
Чтобы Президенту было проще понять, о чём речь, есть два литературных отрывка, которые многое объясняют.

Смиренное кладбище, или Мёртвые сраму не имутИван Тургенев: «Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдалённых уголков России. Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружающие его канавы давно заросли; серые деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашеными крышами; каменные плиты все сдвинуты, словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва дают скудную тень; овцы безвозбранно бродят по могилам… Но между ними есть одна, до которой не касается человек, которую не топчет животное: одни птицы садятся на неё и поют на заре. Железная ограда её окружает; две молодые ёлки посажены по обоим её концам: Евгений Базаров похоронен в этой могиле. К ней, из недалёкой деревушки, часто приходят два уже дряхлые старичка — муж с женою.

Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно смотрят на немой камень, под которым лежит их сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку ёлки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до воспоминаний о нём… Неужели их молитвы, их слёзы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О, нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной».

Александр Пушкин:

Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога Самого
Самостоянье человека
Залог величия его.
Животворящая Святыня!
Земля была б без них мертва
Как без оазиса пустыня
И как алтарь без Божества.

И уж совсем для ясности. Из проповеди. Для каждого из нас кладбище — место последнего пристанища ушедших в мир иной близких. На самом же деле, согласно поверью, это священные места. Их считали таковыми и язычники, и православные христиане. Существовало мнение, что когда-нибудь усопшие встанут из гробов. Когда это произойдёт, они должны увидеть, что их могилы не находятся в запустении. Отсюда и пошёл обычай убирать на могилах, поправлять надгробия, а позднее — приводить в порядок ограды и цветники.

Конечно, проблема обустройства кладбищ и постоянного ухода за захоронениями наших предков объёмна, а её решение — благородное дело для каждого человека. Люди должны следить за порядком не только у себя дома, но и там, где покоятся их родственники. А ведь территория некоторых православных кладбищ у нас, чего греха таить, сегодня оставляет желать лучшего. Кладбище — последнее пристанище каждого из нас, поэтому содержать его в чистоте и порядке — богоугодное дело каждого.

Каждый год весной, накануне православных праздников, люди проводят генеральную уборку кладбища, приводят в порядок места захоронения родных и близких, собирают и вывозят мусор, скопившийся после зимы.

Могилы почивших святы для православного человека. Ещё при жизни многие хотят быть погребёнными не где-нибудь, а в своём родовом гнезде, рядом с дедами и прародителями. Смерть воспринимали естественно и считали переходом к новой жизни — «в мир иной». Поэтому и умерших принято было называть покойными, усопшими — будто уснули они, упокоились от трудов земных. Уснули в этой жизни, а проснутся уже в другой, вечной.

***

У моей жены папа и племянник похоронены на мусульманской части Юго-Западного кладбища. На них — чистота и порядок. У отца — памятник из гранита, у племянника — просто плита с датой рождения и смерти. И там и там красивые оградки. Ничего лишнего. На все мусульманские праздники они приходят сюда, читают молитвы, вспоминают…

И Садыр Жапаров совершенно прав насчёт помпезных плит и памятников: согласно сунне, могила может иметь небольшой холмик. Можно также поставить камень, на котором будут написаны фамилия, имя, отчество и годы жизни. Не более того. Превращать могилы в нечто особо выделяющееся, а тем более в мавзолеи, канонически запрещено. С точки зрения ислама, сколь бы ни был великим человек при жизни, он покинул её, и могила его должна быть скромной, не выделяющейся из общего ряда.

Приход на кладбище — назидательное для человека напоминание, в результате которого в его жизни должно становиться меньше греха и больше благодеяний. Можно помолиться за умерших, а также почитать отдельные суры из Корана и попросить Творца засчитать вознаграждение за это покоящимся в могилах.

В исламе можно родственников хоронить рядом, но если при этом тело похороненного раньше или останки его не тревожатся, то через какое время — неважно. Недавно, например, в Дагестане в одном из местных горных селений хоронили двух человек в одной могиле, с небольшим промежутком земли между умершими. А бывало, что и по пять человек хоронили в одной могиле.

Но что говорится в Коране насчёт использования территории старых и уже не используемых кладбищ под строительство или для земледелие?

Такое возможно только в безвыходной ситуации и с условием, что останки покоящихся тел уже разложились и стали землёй. Сроки эти определяются специалистами данной местности, с учётом природного состава почвы и климатических условий.

Очень много требований и разные оговорки и инструкции. А всё потому, что нельзя строить, жить и радоваться жизни на костях умерших. Это величайший грех во всех конфессиях.

КАК У НИХ Россия

Из федеральных СМИ: требования к участкам, отводимым под кладбища, и к их использованию отражены в СанПиН «Санитарно-эпидемиологические требования к содержанию территорий городских и сельских поселений». Документ в том числе оговаривает вопрос использования территории мест погребения после закрытия кладбища.

— Может ли быть построен дом на месте закрытого кладбища?

— Нет, согласно документу, на территории мест погребения запрещено строительство зданий и сооружений, даже если кладбище закрыли. Однако в первой половине ХХ века подобные городские преобразования были в порядке вещей. К примеру, в Москве на месте кладбища Симонова монастыря построили Дом культуры ЗИЛ, а на месте уничтоженного в 1940-е годы Дорогомиловского кладбища впоследствии появились жилые дома.

— Как может быть использована территория бывшего кладбища?

— Согласно СанПиН, территория кладбища может быть использована по истечении двадцати лет с момента последнего захоронения. Но отдана она может быть только под зелёные насаждения.
— Разрешена ли сегодня ликвидация кладбищ?

— Нет, согласно законодательству, все создаваемые и существующие кладбища в стране не подлежат сносу. Они могут быть перенесены в другие места в случае угрозы наводнений, частых затоплений, оползней, а также после землетрясений и других стихийных бедствий.

Дания и Норвегия

Осло и Копенгаген совсем недавно в 2014-2017 годах приняли новые стратегии по развитию кладбищ. Это нетипично для любых других городов в мире — чтобы был документ, в котором говорится, что делать с кладбищами. Из российских городов Москва — единственный, который может быть сравним с этими двумя, из-за затрат на общественные пространства и городское планирование.

В Копенгагене очень красивая стратегия, написанная на основе антропологического исследования нескольких кладбищ. Они попытались чуть более масштабно взглянуть на кладбища, понять, что это вообще за пространства в городе. В Копенгагене есть несколько проблем: одна из них в том, что там очень много свободного места на кладбищах из-за высокой доли кремации и из-за того, что могилы переиспользуются. Но кладбища как пространства тоже не спланированы. Они попытались в этой концепции обозначить, какие части кладбищ могут более активно использовать для рекреации и как, а какие хотели бы видеть кладбищами даже через 50 лет.

***

Не успел наш Президент порассуждать о кладбищах, как Нурдан Орунтаев, это который директор Госагентства по архитектуре и строительству, собрал брифинг, на которм заявил, что по поручению Президента в стране разработают единый дизайн кладбищ.

Он напомнил, что глава государства в интервью телеканалу «Ала-Тоо 24» дал разъяснения по объектам захоронения:

«Мы полностью поддерживаем это. Я дал поручение разработать единый комплекс мероприятий по захоронению. Это нормальное явление, практикуется в развитых странах. Наши религиозные устои останутся. Мы просто создадим условия, чтобы никто не выделялся, чтобы это было доступно и незатратно. В ближайшее время представим первичные решения. Наше ведомство рассматривает также вопрос рекультивации захоронений. Необходимо всё привести в порядок. Согласно законодательству, рекультивация должна проводиться по истечении 40 лет со дня захоронения. У нас много закрытых кладбищ».

На балансе Бишкекского агентства ритуальных услуг семь кладбищ. Все они занимают территорию около 464 гектаров. Действующие: кладбище в селе Гроздь и Ала-Арчинское, и закрытые на данный момент: Юго-Западное, Братское и Дунганское, полузакрытые: Северное.

Это же сколько можно понастроить после рекультивации здесь многоэтажных элиток! Копенгаген может отдыхать! А если и нам, ещё живым, как-то подвинуться, потесниться, ещё будет больше территории, где Орунтаеву можно разгуляться. Ну что ему какие-то крыльцы на центральных улицах.

И правильно делает, что никому не отдаёт угол Киевской — Советской, где раньше было популярное кафе «Манты номер один». Умерла так умерла.

Кладбище у села Гроздь открыли в 2017 году. Включает 44 гектара земли. Горестно слышать отзывы тех, кто поимел с ним дело. Во-первых, далеко от города — 30 километров на север. Во-вторых — нет общественного транспорта. Ближайшая в этом направлении маршрутка останавливается за два километра. В-третьих — какие-то выселки, до сих пор муниципалитетом не обустроенная территория.

Моя знакомая тысячу раз покаялась, что здесь похоронила близкого человека. У православных так: минимум два-три раза в год следует побывать на могилах усопших. Но эти поездки в Гроздь из благости превращаются в мучение. Другого же поближе к городу места для захоронения не осталось.

А государство оценивается, вот именно, и по тому, как относится к своим усопшим.

ОГЛАСИТЕ ВЕСЬ СПИСОК, ПОЖАЛУЙСТА

И чтобы уж два раза не ходить, Министерство экономики и коммерции предлагает законодательно закрепить возможность передачи инвесторам зданий историко-культурного наследия, находящихся в государственной или муниципальной собственности. Соответствующий законопроект опубликован для общественного обсуждения.

Минэкономики предлагает внести в Закон «Об охране и использовании историко-культурного наследия» поправки, согласно которым недвижимые объекты историко-культурного наследия, находящиеся в государственной или муниципальной собственностью, могут быть отчуждены в частную собственность инвестора путём обмена на иной недвижимый объект инвестора или строительство инвестором взамен нового объекта на месте объекта историко-культурного наследия или в другой местности.

Передача объектов может быть осуществлена в рамках реализации инвестиционного соглашения между Кабмином и инвестором.

При отчуждении в частную собственность такие объекты историко-культурного наследия подлежат исключению из списков объектов историко-культурного наследия.

В Закон «Об инвестициях» вносят поправки, согласно которым это инвестиционное соглашение может быть заключено путём прямых переговоров между Кабмином и инвестором, если: сумма инвестиций в инвестиционный проект составляет не менее $10 млн и при условии, что инвестор обладает общепризнанной международной деловой репутацией, уникальными знаниями и опытом успешной реализации проектов в аналогичной сфере деятельности; сумма инвестиций в инвестиционный проект составляет не менее $20 млн для реализации государственных задач, определяемых Кабмином в сфере строительства объектов государственного значения и государственной программы жилищного обеспечения граждан страны с отчуждением инвестору объектов недвижимости, находящихся в государственной и муниципальной собственности.

В справке-обосновании отмечено, что в настоящее время большая часть государственных административных зданий в Бишкеке и других городах не соответствует текущим потребностям государственного аппарата и современной городской инфраструктуры. Поэтому для создания благоприятных условий для развития городской инфраструктуры, современного обновления городского архитектурного облика, рационального использования городских территорий, эффективного и компактного размещения государственных структур требуется соответствующая реновация государственных административных зданий и их прилегающих территорий…

Я проснулся, здрасьте, нет советской власти. Подхожу поутру к старой площади, а там никаких зданий нет, всё снесли. Потому что госаппарат куда-то переехал. Подхожу к зданию Минфина, построенного невесть когда, и его тю-тю.

То есть город Фрунзе, затем Бишкек превращается в безликий, неузнаваемый, без исторических черт мегаполис из стекла и бетона. Это уже происходит: нет гостиниц «Ала-Тоо», «Иссык-Куль», ресторана «Нарын», нет практически столичного ипподрома. А вместо них есть или будет что-то «элитарное».

В своё время разгорелся диспут, что гостиница «Ала-Тоо» (кто забыл, это возле ж/д вокзала) не имеет исторической ценности и её надо исключить из списка исторических памятников и ведь исключили.
А сейчас, похоже, эта волна набирает новую силу и сможет слить всё, за что отвечает Министерство культуры и бдит закон по охране памятников. Так что ждём продолжения банкета.

И, кстати, если ссылки на опыт арабских стран в отношении памятников (мусульманских) в целом дельные и отвечают всем канонам ислама (но только его!), то обряжать весь город, как они, в стекло и бетон, по меньшей мере, некорректно. Ну, посудите сами, какие у них были исторические здания, которые можно сносить в угоду очередному инвестору? Что у них было, кроме песка и верблюдов?

Им и жалеть нечего, в отличие от нас, которые помнят свой родной город чистым, зелёным, удобным для жизни.

Неважно, в каких руках окажется историческое здание, важно, что оно оставит свой облик и неповторимые архитектурные черты, когда архитекторы у нас ещё наличествовали.

 

Геннадий КУЗЬМИН.
Фото из интернета.