В конце 1990-х Табылды Казиев возглавил уголовный розыск Чолпон-Аты. Однажды к нему обратился уважаемый аксакал: “У меня на подворье печник работал, Ашим, мастер – золотые руки. Непьющий, ответственный. Плиту во времянке разобрал и после Нового года в три дня “голландку” обещал поставить. С земляками, с которыми вместе неподалёку избёнку снимал, собрался на праздник домой, в Нарын, съездить. Да так и не вернулся. Я ждал, ждал, решил его навестить. Односельчане сказали, что Ашим в последний момент в Чолпон-Ате остался, ехать с ними не захотел. Когда через неделю вернулись, дом закрытым и нетопленным стоял. Верхняя одежда Ашима исчезла.
Я, прежде чем к вам прийти, в больнице побывал. Со всеми знакомыми переговорил, никто моего печника не видел. Я уже и родственникам в Нарын сообщил, Ашим и там не появлялся. Чувствую, недоброе с ним случилось. Помогите найти”.
…Оперская “чуйка” подсказывала – убийство. Но трупа-то нет! А формулу злополучную “нет тела – нет дела” никто не отменял. И всё же к заявлению ветерана в гормилиции отнеслись максимально серьёзно: разыскное дело о без вести пропавшем завели, даже оперативную группу создали. Сам помощников подбирал, лучших сыщиков – Темира Кожоева, Нурлана Абдыкасымова, Сагалы Байтерекова.
…Начали с рутины – ориентировки, задания по отработке неопознанных трупов, послание в бишкекский приёмник-распределитель. Опросы соседей, жителей города. В том числе и ашимовских земляков, с которыми он долго проживал под одной крышей. Заодно и досмотр его личных вещей провели. И, когда обнаружили паспорт, последние сомнения отпали: ведь если человек уехать хочет или, скажем,
добровольно исчезнуть, главный подтверждающий личность документ обязательно с собой возьмёт.
Не так ли? Сосредоточились на городе.
…Через пару недель нарынчане вспомнили, что как-то за скромным совместным ужином Ашим вдруг назвал женское имя – Айна. Дескать, хорошо готовит. Это забылось, но вот сейчас, когда каждая мелочь важна, вспомнилось.
Пропавшему было сорок пять. Решили опросить всех женщин с таким именем и подходящего возраста.
Вскоре нашли 40-летнюю вдову, что с сыном двадцати трёх лет в Чолпон-Ате проживала.
Пришли на адрес. Дверь молодой парень открыл, Мирбек. Мать куда-то по делам ушла. Увидев фото разыскиваемого, тут же сообщил, что это Ашим, ворота им в прошлом году починил и печку переложить обещал, но больше не появился.
И всё бы хорошо, но намётанный оперской глаз заметил, как на секунду напрягся мужик, лицо вытянулось. Прошли во двор. Сарай для угля, времянка, баня – всё как у всех. Колода для рубки дров, в ней два топора торчат. На рукоятке одного, у обуха, Кожоев пятно, на кровь похожее, заметил.
Прямого вопроса о происхождении подозрительного пятнышка Мирбек испугался было, но, взяв себя в руки, объяснил, что на праздник двух кур зарубил. “Сами хозяйства не держим, я их на рынке купил”.
Старшой, отвлекая внимание, остался лясы точить, а сыщики тут же на рынок смотались. И привезли справку, что живой птицей там не торгуют. Мужчина упрямо твердил своё: “Я на подходе у незнакомого селянина купил…”
Топор изъяли, Мирбека в отдел на допрос повезли. За домом следить решили. Пока суд да дело, вернулась мать Мирбека. Наблюдатель наш её тоже в милицию привёз. На фото женщина опознала Ашима, подтвердила факты про ворота и печку. Сказала, что с печником у неё хорошие отношения сложились, он к ним частенько наведывался. И всякий раз не с пустыми руками: то мяса хорошего принесёт, то сахара два-три пакета, то муку.
Новый год решили вместе у неё дома встречать. Но так случилось, что сестра срочно в Тон вызвала. Сын не поехал, дома остался. Вернулась уже 1 января, поинтересовалась, не приходил ли кто. “Нет, никого не было”, – в ответ услышала. Больше Ашим не приходил, и она решила, что он уехал. Но недавно узнала, что его ищут.
Меж тем в соседнем кабинете продолжался допрос Мирбека. Тот на своём стоял. Тогда Казиев пообещал топор на экспертизу отправить, а в доме и на подворье тотальный обыск произвести, времянку, баню и погреб по кирпичику, по дощечкам разобрать. При этом, называя помещения эти, начальник угро специально делал паузы и следил за реакцией. Баню и времянку Мирбек меж ушей пропустил, но, услышав про погреб, вздрогнул и побледнел.
“Вставай, поехали!” Тот уронил голову, прошептал: “Байке, стойте. На топоре кровь человеческая. Но не я его расчленил…”
Дальше пошло признание:
“В новогоднюю ночь я один дома был. Примерно в 22 часа мой знакомый, Руслан, пришёл. Он по соседству живёт. Водку принёс. Распили, я ещё одну из холодильника выставил. Половину раздавили, тут в дверь стук:
Ашим. Про мать спросил, я сказал, что уехала, и в дом пригласил. Он передал мне пакет с продуктами, сверху лежал платок. Рустам протянул ему водки стакан. Ашим отмахнулся – не пью, попрощался и уходить собрался.
Пьяный сосед вскочил, схватил печника за грудки, усадив, пытался заставить выпить. Началась драка, мы с Русланом вдвоём его избивать стали. Ашим несколько раз падал, мы пинками его добивали. Из ушей и носа кровь пошла. Поднять попытались, но увидели, что печник мёртв.
Я испугался, выключил свет во дворе, дескать, никого нет дома, – соседи петарды пускать вышли, я боялся, что к нам заглянут. Тело мы в погреб перенесли, замок навесили. От страха сразу отрезвели, но быстро “поправились” – допили водку и кое-как в доме прибрали.
Руслан сказал, что тело надо до рассвета вывезти. Едва на улице стихло, мы взяли нож, топор, полено и спустились в погреб. Зажгли свечи, сосед начал расчленять тело. Меня затошнило, я наружу выскочил. Снег шёл. Вдруг слышу – шаги приближаются. Испугался так, что даже уписался! Второй топор схватил, за сараем угольным спрятался. Слышу, шаги стихли, у соседей дверь скрипнула. Повезло кому-то в ту ночь, со страху ведь ещё одного человека убить мог!
Тут из погреба глухие удары послышались. Чтоб заглушить, я дрова рубить начал. Когда всё стихло, открыл крышку погреба. Руслан мне топор протянул, нож и полено. Секач я потом уже отмывал, нож выбросил. Полено в крови было, порубил и в печку. Туда же – верхнюю одежду ашимовскую, его обувь. Части тела по мешкам угольным рассовали и на санях для мусора в песчаный карьер у пансионата “Энергетик” отвезли.
Там закопали. Договорившись, что не виделись, там с Русланом и расстались.
Когда рассвело, я во дворе снег почистил, кровь сковырнул. Спуститься в погреб не решился, навесил замок и спрятал ключ – мы всё равно хранилищем этим не пользовались. После обеда вернулась мама, поинтересовалась, приходил ли кто. Про Ашима я ей не сказал. Про соседа – тем более”.
…Чтоб взять Руслана, два дня просидели в засаде. Сопротивлялся, скрутили. Долго вилял, в конце концов, признался.
Части тела искали долго. Заканчивался февраль, снег растаял. Убийцы никак точное место, где закопали, указать не могли. Песок под мешками был пропитан кровью, а снег кроваво-красным стал. Погреб также кровью забрызган был, кусочки плоти буквально прилипли к стенам. И нож, весь в крови, нашли. К вещественным доказательствам приобщили.
…На следующий день в кабинет мать Мирбека пришла. Не верила, что её сын совершил такое. Когда спросил, знает ли она, что в ту ночь Ашим с подарком для неё приходил, платок принёс, видать, предложение пожениться сделать хотел, женщина тихо расплакалась.
Бедняга, в одночасье она двух близких людей потеряла…
Александр ЗелиЧенко.
