Двадцатого сентября — день рождения Султана Ибраимова — выдающегося партийного и хозяйственного деятеля, большого патриота и труженика нашей страны, имя которого навсегда вписано золотыми буквами в историю страны. Его вклад в экономику, промышленность и особенно в водную отрасль бесценны и заслуживают самых высоких наград и похвал. Сегодня мы публикуем отрывки из книги «Султан Ибраимов: время труда, время созиданий» его дочери Гульмиры, в которой много интересных, а порой и занятных (детских) фактов об этой личности почти исторического, без преувеличения, масштаба.
…Итак, я пишу о том, что было, пишу так, как сама это понимаю, как слышала от матери, пишу непростую жизнь, тяжёлую дорогу. Султан Ибраимович не занимался «придворными интригами» или «политикой», поле его деятельности было только мирным, только трудовым. Мы с матерью беседуем о нём, и в разговоре она вспоминает. В последние годы своей жизни Султан говорил мне:
— Оказывается, Рева, процветание народа, как и его обнищание, — всё зависит от руководителя, первого лица государства.
Я ему возражала:
— Не говори так, Султан, ты сейчас противоречишь марксистскому принципу о роли личности в истории. Историю делают революционно настроенные массы, а ты — всё зависит от личности руководителя.
Он смеялся:
— Я знаю, ты у меня историк, к тому же идейно подкованный. И всё же историю делает личность, и многое зависит от того, какая к власти придёт личность, насколько она стремится к процветанию своего народа.
— Я была его постоянным оппонентом, — продолжает вспоминать мама, — хотя, надо сказать, чванство или заносчивость не были присущи ему, какая-то глубинная правда вела его по жизни, я это знала своей женской интуицией, поэтому верила в его дела.
Я всю жизнь старалась оберегать его, потому что всегда боялась за него. С ним было так хорошо, а когда очень хорошо — это тоже плохо, потому что не бывает в этой жизни такой гармонии, такого взаимопонимания и единства, которое было у нас. И мне было страшно, что какая-нибудь злая сила отнимет его у меня. Всеми силами своей души я берегла его, и это началось с момента, когда мы только поженились.
— Ты должна написать о нём, Гульмира, — говорит она, — кто-то должен рассказать миру о нём, потому что он был совсем другой, он был особенный.
— Напишу, мама, я постараюсь найти слова, чтобы написать о нём.
***
Писать о нём сложно. Его трудно рисовать — на картинах исчезает правда его личности.
Его трудно высечь в камне — камень не передаёт красоту его личности. И о нём немало написано воспоминаний, статей, книг, есть даже пьеса. Написанное не передаёт правду его личности. Кроме внешней, событийной стороны его жизни была глубинная внутренняя жизнь, та, что, собственно, сделала его тем, кем он был. И мир его мыслей был не особо доступен даже близким. По крупицам вспоминая его высказывания, я попытаюсь рассказать о нём то, что никто не знает, и что является сутью его личности.
…Мы беседуем с мамой, она передаёт мне свой разговор с одной городской дамой.
«Она сказала мне:
— В годы партократии вся партийная элита воровала.
— Прости, мы жили честно.
— Ах, все так говорят…»
«Эта женщина неправа, — говорила мама, — твой отец был предельно честен, даже следователи из Москвы сказали мне, что он чист, кристально чист, вся его жизнь и его личность — это кристалл».
***
…Очень часто Султана Ибраимовича приводила в недоумение людская обида, особенно остро прорывающаяся в голосах односельчан: «А что ты, собственно, для меня сделал?» Он делился своей обидой и болью с женой.
«А что я, собственно, должен был для него сделать? Выдвинуть на руководящую должность районного значения? Так его образование и весь его жизненный путь этого не позволяют сделать. Как можно возложить на человека такой груз ответственности, о котором тот ничего не знает? Руководитель — это прежде всего ответственность за порученный участок и за людей, которые рядом с тобой находятся. Прежде чем подняться на каждую из ступеней своей жизни, надо всей своей деятельностью подтвердить свою способность на ней находиться. А если человек изнутри не только не может, но даже не догадывается, что за внешней атрибутикой власти стоит какая-то деятельность, то как он может вообще эту деятельность выполнить?
А что человек сам сделал для себя такого, что дало бы мне возможность ему помочь? Ведь жизнь — это путь, который каждый должен пройти самостоятельно.
***
Рева Касымовна, когда вспоминала жизненный путь Султана Ибраимовича, говорила, что он шёл по жизни собственным трудом, своими талантами и способностями, но в жизни человека имеет место его личная удача, которую он притягивает к себе сам, это звезда, которая ведёт его по жизни. Например, мог бы Табышалиев не приехать на то заседание профкома в Академии наук, которое вёл Султан, когда он был старшим научным сотрудником в Академии наук? Да, Табышалиев его заметил и пригласил работать к себе в отдел, то есть поддержал и помог на тот момент его жизни. Поддержал, потому что сам нуждался в сильных и активных работниках.
Он много делал, и то, что он делал, он делал во благо всех людей, сначала на одном уровне, потом на другом. Он не делал отдельных благодеяний для отдельных людей, он руководил в ином масштабе. И если люди, находящиеся вокруг, были удовлетворены и счастливы, значит, он делал это хорошо.
Он считал, что помощь должна быть не на уровне удовлетворения потребительских настроений, но на уровне изменения сознания и улучшения мироощущения людей.
И жаль, что человек, твёрдо уверенный, что ему все кругом почему-то должны, не спросит самого себя: а выполнил ли я свой долг перед самим собой, перед своей семьёй, родителями и детьми, перед своим местным сообществом и перед своей страной, наконец, сполна, с полной самоотдачей?
***
Султан Ибраимович Ибраимов был прямым потомком кыргызского воина и политика прошлого Атаке. В Санжыра даётся следующая линия: Атаке — Солтоной — Жаамбай — Мамбет — Абыке — Ибраим — Султан.
…В тёмную ночь над Алчалу словно разверзлись хляби небесные. Не спали лишь в доме Ибраима. Там происходило величайшее таинство жизни — роды. Испуганно-счастливый, до конца не верящий в реальность происходящего, Ибраим как-то замедленно видел, как словно с небес спускается к нему по ступенькам счастливая его мать, почувствовал, как обняла она его, и, словно сквозь пелену, услышал её ликующий голос:
— Сыночек, сюйунчу, у тебя сын! На тебя похож — один к одному. Ты такой же был, когда только родился.
— Скорее, время не ждёт, надо отнести ребёнка, — сказала ему мать.
Всем сердцем потянулась вслед за ним жена. Куда же, куда же он несёт её сына? Она не отдаст, не отдаст, не отдаст своего ребёнка! Да куда же он?
— Лежи уж! Тебе надо отойти от родов, лежи уж! — сердито одёрнула невестку кайнене. Но материнским чутьём понимала чувства своей невестки, знала, каково это перенести, если отберут у тебя рождённое тобою дитя, но знала также, что нет другого способа
спасти этого мальчика, кроме как обмануть злых духов, уносивших один за другим всех новорождённых детей, кроме как притвориться.
Нет, ничего не случилось этой ночью в этом доме, никто тут не рождался, и никто даже беременным не ходил. Разве может умереть ребёнок, который не рождался? А малыша припрятать в надёжном месте, чтобы он окреп где-нибудь на стороне. Об этом уже месяца два шушукалась она с соседкой, у той невестка ходила на сносях, приблизительно одинаковые сроки были у жён Ибраима и Сулаймана.
— Когда родит Аимкуль, ребёнка отдадим вам, скажем, что ваша невестка родила двойню, а попозже Ибраим заберёт своего.
***
Султан рос шаловливым и озорным ребёнком. Соседи порой удивлялись терпению его родителей, которые ни разу не прикрикнули, не наказали своего единственного сына.
Видно, оттого, что слишком тяжело достался им этот ребёнок. А может, просто они были по натуре добрыми людьми.
…Однажды семилетний Султан поймал большого белого петуха, который очень раздражал его тем, что без устали приставал к бедным курочкам, не давал спокойно щипать зелёную травку. Он сбегал в дом, принёс стакан водки и немного ватки. Ваткой он выжал водки в клюв бедному петуху.
Вечером разговор зашёл о петухе:
— Заболел, днём был какой-то странный, потом ожил, наверное, надо зарезать. А жаль. Хороший петух.
— Он не заболел, — подал голос Султан. — Он пьяный.
— Как пьяный? Петух пьяный?
— Я ему водку дал, ту, что вчера принёс тебе Сарала байке в благодарность за новые подковы его коню и башмаки для него.
Отец с изумлением уставился на сына.
— Ты напоил петуха? И, откинувшись, громко захохотал.
***
Султан рос в атмосфере добра. Ещё бы не любить так тяжело доставшегося ребёнка. Родители, простые колхозники, от зари до зари надрывались в поле, сельский труд в те времена был ручным. По вечерам маленький Султан видел полуживую от усталости мать, которой ещё предстояло нагреть воды, чтобы ополоснуться от пыли самой и полить мужу на спину, вымыть Султана, постирать к завтрашнему дню пропыленную потную, обгоревшую на солнце одежду, приготовить ужин, накормить семью, убрать и перемыть посуду, прибрать дом. Видел отца, который, даже не заходя в дом, хватал вёдра и бежал к ручью за водой, натаскать воды нужно много, потом позаботиться о лошади, выполнить домашнюю работу по уборке загона для скота, загнать и запереть троих барашков, завести в коровник двух коров. А по ночам отец шил сапоги для жителей всего села — был он единственным сапожником. Был он и единственным кузнецом, поэтому по ночам порой приходилось работать на кузнице, подковки для лошадей — та же обувка.
***
Султан рано начал брать на себя работу по дому, приносить воду, готовить ужин, работать на огороде. Он иногда надолго уходил в горы, ему казалось, горы живые и что-то рассказывают ему. Но что? Он не мог поймать их мысль, но горячая любовь к родной земле и страстное желание делать что-нибудь хорошее для неё переполняли его сердце.
— Солнце, я вырасту. Я уеду отсюда туда, где много людей, где ездят машины, где высокие дома и жизнь кипит. Я уеду, и я всему научусь. Потом я вернусь и что-нибудь полезное сделаю для этих мест. Солнце! Люди здесь живут так трудно. Моим родителям и всем вокруг так тяжело работать. Солнце! Я придумаю, как сделать жизнь легче! И ему казалось, солнце ласково улыбается в ответ и гладит его загорелые, в цыпках, щёки.
***
В семилетнем возрасте Султан пошёл в школу, которая располагалась в шести километрах от их аила. Он учился шутя, и учился на пятерки. Бог его щедро одарил и хорошей памятью, и логическим мышлением, и математическими способностями. Ибраим учил своего сына всему, что умел сам. А умел он многое: столярничать, сапожничать, был он кузнецом, плотником, даже портным при необходимости.
Маленький Султан спрашивал отца:
— Не пойму, отец, почему я что-то всё время ищу, а что ищу, не знаю, чего-то хочу, а чего хочу — не знаю… Словно беспокоюсь о чём-то, а о чём, не знаю.
Отец улыбался, прижимал к себе сына:
— Ты растёшь, сын мой, и ты предчувствуешь будущую судьбу свою. В тот момент, когда ты замираешь, это складывается что-то там, вдали, в твоей будущей взрослой жизни.
***
Через два года началась война. Отцы мальчишек ушли на фронт. На плечи четырнадцатилетних подростков легла ответственность за свои семьи и за свой народ.
Спешно собирали урожай. Надо успеть до призыва, ведь оставшиеся женщины и дети могут не справиться одни с этой работой. А весной: кто же весной вспашет и засеет поля?
Трактор! Заветная мечта всех мальчишек аила. К Султану подошёл тракторист Асанбай:
— Мне скоро идти воевать. Дали отсрочку на месяц, чтобы тебя научил я пахать и сеять. Пошли, покажу, что к чему. Асаке научил его ездить на тракторе, пахать на нём.
***
«Мамочка! Милая моя мамочка! Я же вижу, как тебе трудно растить нас, как плохо тебе без папы. Чем помочь тебе, родная? Когда я вырасту, ты будешь сидеть в моём доме на почётном месте, и тебе достанется лучшее из лучшего, что будет у меня».
— Сынок, тебе надо в школу ходить, с тех пор, как не стало отца, ты работаешь, а учиться когда же? Школу ведь надо закончить. И дальше учиться надо. Вспомни, об этом мечтал твой отец.
— Я бы учился, мама, а кто же будет работать? Я должен кормить семью.
— Ты должен учиться.
— Вот кончится война, ты выздоровеешь, и я поеду учиться.
***
Как-то двое мальчишек беседовали о жизни: в Кегеты на заимке живёт Тельтай. Крепкий когда-то мужик был, а теперь, неделю назад, вернулся из мест не столь отдалённых, так к нему пристают, расскажи, мол, да расскажи, где был в эти годы, что видел, а он молчит и только вздрагивает. Люди говорят, по всему видно, что натерпелся.
…История людей пишется на земле, не на небесах. Пройдёт круг, женится Султан на дочери Тельтая, но даже не вспомнит, не поймёт, что это именно его судьбой интересовался ещё мальчишкой. А Рева, жена его, до самой смерти мужа не раскроет ему страшную трагедию своего сломанного детства. Политические репрессии конца двадцатых годов двадцатого века стали началом кровавого правления Сталина и вошли страшной страницей в память народную.
***
Султан рос безоглядно смелым, потому что оглядываться его не научили в его надёжно защищённом родителями детстве. Потом, в своей взрослой партийной жизни, он будет не раз благодарить жену свою Реву, которая учила его не спешить, не рубить сплеча, видеть людей такими, какие они есть, а не такими, какими он их представлял сообразно своей прямой натуре.
Султан Ибраимович искренне удивлялся её прозорливости. Она всегда оказывалась права, когда давала совет осторожности, и именно на том месте, где он не предполагал, а она ясно видела: была вырыта яма очередной интриги, и он не угодил в неё только потому, что вовремя последовал её совету.
…Как жаль, что в тот роковой день он её не послушался, и они поехали на Иссык-Куль, хотя оба ехать не хотели! Почему в тот день была притуплена её интуиция, и почему он не смог отказать настойчивым просьбам, уговорам, приказам? Султан Ибраимович не хотел ехать. Изо дня на день он откладывал эту поездку, и каждый раз всё более жёстко он чувствовал эту жёсткость, которая была замаскирована под заботу о его отдыхе и здоровье. И каждый раз всё более жёстко, как приказ, звучала фраза от высшего руководства республики:
— Езжай на Иссык-Куль, отдохни!
— Рева, что делать?
— Поедем, Султан, на один-два дня, чтобы не раздражать руководство.
Поехали.
А теперь граждане свободного Кыргызстана спрашивают себя:
— Кто убил Ибраимова? И удивлённо разводят руками.
— Не знаем. Не знаем, ведь доказательств ничьей вины нет.
Есть только версия, что убил его псих, шизоид, который один, сам и только сам спланировал, снял все милицейские посты, всю охрану, и сам одним отличным снайперским выстрелом, одним только выстрелом в одну-единственно важную точку сделал то, что на самом деле мог бы сделать специально обученный и посланный человек, имеющий надёжное прикрытие. И глушитель на свою снайперскую винтовку тот псих, который сам себе террорист, тоже сам раздобыл. И всё остальное подготовил.
Мы все с детским простодушием верим в эту смешную историю про психа. Значит, нам нужна эта версия больше, чем правда. Значит, это был один псих, который сам себе террорист.
